МАГ

Does such a danger exist? And what role does the language we use to describe artificial intelligence play here? There is a lot of talk about how improving AI is both a blessing and a threat. A case in point is the story of Sam Altman’s dismissal and his return to OpenAI, the company that developed ChatGPT.

One of the well-known speech techniques of “humanization” is the technique of personification. Why is it good when we talk about the wind, about a bird, about any living creature? And what danger can it pose when it comes to artificial intelligence? Should the desire "to personalize the impersonal” be extended to artificial intelligence? 

By identifying Human and AI, we scare ourselves with the fact that he is superior to us in many ways. From here it is not far to the false generalization that he is superior to us in everything, or  it will surpass us in the near future. To avoid falling into the trap we are preparing for ourselves, to avoid  the “humanization” of AI, perhaps we should not use words that mean “thoughts and feelings” metaphorically.

Back translation, also known as reverse translation, is often used to check the quality of a translation and highlight discrepancies in meaning between the source and target texts. A back translation allows you to compare translations with the original text for quality and accuracy. The term “back translation” refers to the process of translating a previously translated text back to its source. Back translation helps identify any ambiguities or sensitive details in the source.

In automated translation, the machine acts as a supporter of word for word translation, and a human editor as a supporter of free translation. In the course of the study, examples of machine translation were considered, and more precisely, examples of losses during translation from British English The greatest difficulty for a machine translator is the translation of metaphorical expressions and phrases containing realities. A certain dependence of the frequency of errors in automated translation on the lexical characteristics of linguistic units, namely on the nature of lexical conjugation, was revealed.

In general, the degree of participation of the translator or the linguist in editing the machine translation depends on the typical characteristics of the text. 

Литература катастроф – это повествование о том, как люди встречают природные или техногенные катастрофы, как отвечают на вызов, брошенный им природой. Действуют ли они, осознавая опасность, или прячут свой страх под маской отрицания. Эта литература, говоря словами Толстого, исследует, каково поведение людей, когда рушатся «все привычные отношения жизни, которым привыкли покоряться». Но что важнее, такие книги, как роман А.Камю «Чума», аккумулируют опыт преодоления. Повесть Ромена Роллана «Кола Брунион» и роман Умберто Эко «Баудолино» нельзя отнести к литературе катастроф, но многие эпизоды этих книг посвящены преодолению трагических жизненных обстоятельств, будь то война или стихийные бедствия. Один из эпизодов путешествия в мифическое царство пресвитера Иоанна – переход через каменную реку (камень как символ неживой природы). Надежды героев связаны с живой природой, с «землей, вызывающей и устраняющей недуги».

Kazuo Ishiguro's novel Don't Let Me Go can be seen as a symbol of post-modernity, marking the collapse of the dream of a humanist. The heroes of the novel are “others” in the literal sense of the word, they are not people, but clones created by people as donors. People not only determine the purpose of the clones, but also shape their appearance in their own image. And in this similarity and difference lies the main tragedy of the “others”. In the “they are us” paradigm, the students of Hailsham are empathized, their guardians are rooting for them. In a different paradigm, even those of the people who are not devoid of compassion, resign themselves to the fact that the fate of the clones is sealed. In the last lines of the book, the heroine's human feelings – love, memories, fantasies – are suppressed by a programmed sense of duty. The book Don't Let Me Go by British writer, written in the era of posthumanism, is imbued with good feelings and disturbing predictions. The novel gives ethical assessments of the today's world, and the fictional world of the future. The novel by the Nobel Prize winner in literature evokes reflections on human nature, old problems and new challenges facing humanity.

     Перевод песенного текста – игра с особыми правилами, а пятерка арбитров в ней: язык –  текст –  рифма –  ритм – мелодия. Основные правила игры, именуемой художественным, поэтическим переводом, задаются языком. Язык открывает окно возможностей, он же расставляет флажки, за которые нельзя заступать. Да, кроме того, эти флажки иногда невидимы. Текст определяет содержание перевода, рифма обрамляет поэтический текст. Переводчик стихотворного текста может изменить ритмический рисунок стиха. У песенного текста более строгие ограничения, Одно из требований к переводу песенного текста –  это попадание в ритм. Ритм обязывает слушать оригинал и считать ударные слоги. В идеале не только строка, каждое фонетическое слово перевода должно попадать в ритм. 

   Лексическая система, эволюционируя,  формируется и существует по принципу относительного равновесия старого и нового. По принципу «что-то старое, что-то новое, что-то заимствованное» строятся и ее синонимические ряды. В частности, именно так формируется синонимический ряд сочувствие, сострадание, сопереживание,  на место в котором претендует и новейшее заимствование эмпатия.  Эмпатия как потенциальное слово общего языка  берет свое начало в научном тексте, в нем происходит одновременное формирование понятийной и лексической сферы, иначе говоря, наряду с сегментацией понятия «эмпатия» идет формирование лексического значения слова, с включением в его дефиницию основных характерологических признаков.  Научный текст оттачивают понятие, а научно-популярный редуцирует его определение до «экономного» лексического значения. Детерминологизация заимствованного термина эмпатия  происходит еще в пределах научного текста, а выход за пределы научной сферы означает его натурализацию в языке. Но чтобы обеспечить себе равные права с сочувствием и состраданием, эмпатия должна обрести реальную жизнь в общем языке – перейти в бытовые тексты, в художественную литературу, стать частью разговорного дискурса.

Контент-анализ – антипод эволюции, которой, как известно, не чужд переход количества в качество. Контент-анализ – это количественный подсчет, приводящий к постижению качества. Контент-анализ разрабатывался в условиях, когда борьба и война были рельностью, а мир – желаемой целью и искомой возможностью. В этом значении концепт «мир» востребован достаточно часто, и представлен как прямо (Борьба за мир!), так и через отрицание (Против войны!). Он сохранился и в немногочисленных формулах речевого этикета, в виде приветствий Мир вашему дому! и Мир входящему!  Легко убедиться, что в массмедийной сфере Интернета частотность слов война и борьба, в их прямых и метафорических значениях, заметно превосходит встречаемость слов мир и согласие. «Борьба» и «война» – базовые концептуальные метафоры, гештальты, хранящиеся в глубинах подсознания. Дж. Лакофф и М. Джонсон объяснили внутренние, психологические причины устойчивости базовых метафор сознания, П. Паршин указал на их архаичность, очевидны также и социальные условия живучести образов войны и борьбы. Возможно ли прекращение их доминирования на уровне сознания и языка, если в ареал ассоциативных связей слова мир включают глаголы завоевать и покорить, если с метафоры войны начинаются даже самые позитивные повестки: "Моя война будет за все хорошее против всего плохого"? На этот вопрос с известной долей иронии отвечают так: «Что делать? – Осмыслить метафоричность языка и по возможности его автоматически, по мере поступления, деметафоризировать».

     Современный медийный текст является предметом многочисленных исследований: предлагаются классификации медиатекстов и их композиционных частей, изучается феномен медийного заголовка, отмечается полифункциональность заголовочной номинации. Особое внимание обращено на коммуникативные возможности заголовка как средства воздействия. При этом заголовки газетных текстов и публикаций Интернета  часто балансируют между смыслами ‘привлечь внимание’ и ‘заманить в ловушку’. Уловки медиа – это  разнообразные приёмы и способы привлечения внимания читателей. К числу популярных приемов воздействия исследователи медийного дискурса относят игру слов, включение в заголовок фразеологизмов и прецедентных высказываний, с обязательной их  трансформацией.  В заголовке как инициирующей номинации медийного текста проявляется тенденция к уплотнению информации в единице речевой коммуникации. Построение заголовка на основе прецедента обусловлено желанием использовать весь спектр его функций, превратить его в знак-ретранслятор информации, эмоции, воздействия.

    Бытует представление, что проблемы перевода поэтического произведения возникают тогда, когда текст перенасыщен стилистическими приемами, когда  он изобилует авторскими метафорами, или же в том случае, когда переводчик сталкивается с "непереводимым" в переводе. Перевести базовую лексику относительно легко, но задача осложняется многократно, когда простота становится целью перевода. Так, лейтмотивом песни «The Day Before You Came», известной в исполнении легендарной группы ABBA, стала обыденность – «life within it's usual frame». Текст построен в виде периодической речи, и венчает период вывод-рефрен «The day before you came» – «Все это за день до того, как ты пришел». Семантика обыденности – стержень этого песенного текста: «because I always do»,  «The usual place, the usual bunch»,  «there's no exception to the rule»,  «A matter of routine, I've done it ever since I finished school». Это ощущение обыденности, постоянства, повторяемости и в переводе следовало передать будничным, а не высоким слогом: "Должно быть, вышла я к восьми, не позже, как всегда. И поезд вовремя пришел, как ходят поезда. Пока мелькающий пейзаж в окне назад летел, мой поезд мчал в обычный день и в суматоху дел". С другой стороны, заявленная автором цель отрицала буквализм, переход от ощущения привычности («And at the time I never even noticed I was blue») к  осознанию бесцельности («I had no sense of living without aim») не мог быть передан на уровне слов, он, как подводное течение, грозящее вырваться на поверхность, должен был проистекать из всего текста. За кажущейся простотой скрывался широкий контекст, выходящий за рамки вербального дискурса.