Контент-анализ – антипод эволюции, которой, как известно, не чужд переход количества в качество. Контент-анализ – это количественный подсчет, приводящий к постижению качества, «количественный анализ текстов с целью последующей содержательной интерпретации выявленных числовых закономерностей». В контент-анализе как методе изучения содержания текстовых массивов количественный подсчет нацелен на решение задач, не напрямую связанных с лингвистикой, она здесь состоит на службе социологии, политологии и других гуманитарных наук. Однако результаты количественного анализа текстов, объясняющие языковые явления или обращающие внимание исследователей на определенные закономерности, могут быть значимы для самой лингвистики.
Отправные моменты данного исследования отражены в высказываниях американского лингвиста Дж. Лакоффа и русского когнитолога П. Б. Паршина. Дж. Лакофф определяет суть метафоры как «понимание и переживание сущности (thing) одного вида в терминах сущности другого вида». Он также поясняет: «мы живем метафорой СПОР – ЭТО ВОЙНА. …она структурирует наши действия в споре» [1, 2]. Павел Паршин в статье-персоналии «Лакофф Джордж» комментирует идею американского лингвиста так: «Осмысление менее наглядных сфер, в том числе уже заданное системой неосознаваемых конвенциональных («мертвых») метафор, несет на себе черты первоначальных представлений. Так, метафора СПОР – ЭТО ВОЙНА (Мы схлестнулись, Он разбил мои аргументы и т.п.) явно не способствует достижению взаимопонимания» [4]. Целевыми единицами контент-анализа в данном исследовании являются слова мир и согласие, война и борьба.
Обязанный своим появлением войне и политической борьбе, контент-анализ остается востребованным в эпоху балансирования на грани войны и мира. Достаточно сопоставить мир и войну, борьбу и согласие, сравнить их частотность, например, в заголовках и слоганах медийного пространства. В частности, легко убедиться, что в массмедийной сфере Интернета частотность слов война и борьба, в их прямых и метафорических значениях, заметно превосходит встречаемость слов мир и согласие. Увы, согласие кончается на десятой поисковой странице Google, мир как ‘согласие’ и того раньше, чуть ли не на третьей. Война же охватывает несопоставимо больше поисковых страниц. В сколько-нибудь репрезентативных выборках фразеологизмов, прецедентных высказываний, включающих слова мир или война, победитель оказывается тем же. Несложно также подсчитать, что в качестве заголовочного слова мир (как ‘отсутствие войны’, как ‘согласие’) уступает в частотности миру как ‘вселенной’, как ‘белу свету’. Но на это есть вполне объективные причины: мир как ‘белый свет’ всеобъемлющ.
«Борьба» и «война» – это и реалии жизни, и знаковые концепты современного социума. Ареал ассоциативных связей слова война ширится, и без того значительный ряд сочетаемости этих слов (мировая война, локальная война, холодная война, рельсовая война, торговая война, ценовая война, война законов) пополняется словосочетаниями, свидетельствующими о состоянии общественного сознания: гибридная война, информационная война, психологическая война, война полов и т.д. Метафора войны становится объектом пристального внимания лингвистов, психологов, политологов, предметом междисциплинарных исследований. Отмечается продуктивность метафоры войны, ее востребованность как элемента политической риторики, как средства манипулирования сознанием. Появляются специализированные термины – военная метафора, элитарная метафора.
Не удивительно, что в контекстах борьбы и противостояния слова война, сражение, бои столь частотны. Но, как ни парадоксально, их антиподы, слова-концепты «мир» и «согласие» не менее показательны для дискурса борьбы. Для слова-концепта «мир» (мир как согласие, состояние спокойствия, покоя, мир как отсутствие вражды, войны) в контекстах противостояния характерна парная встречаемость:
Мир хижинам, война дворцам.
Достаточно легко вычленить из заголовочных фраз устойчивое словосочетание «война и мир»:
Война и мир Джорджа Буша.
Информационная война и мир.
В мире – мир, в газетах – война?
И это не только в русском языке. Ср.:
Guerre et paix à Venise – Война и мир в Венеции
Словосочетание «война и мир» выносится в заголовки книг, входит в наименования институтов и веб-сайтов: «Мир и война между нациями» (Р. Арон), «Мир хижинам, война дворцам» (Ю. Смолин), Women, War and Peace Web Portal – Веб-портал «Женщины, война и мир», The Institute for War and Peace –Институт по освещению проблем войны и мира.
Еще более удивительно то, что мышление в терминах войны может нейтрализовать позитивный смысл слова мир, порою меняя до противоположного его значение, как, например, у Дж. Оруэлла: «Война – это мир, свобода – это рабство, незнание – сила». Оруэлловскую иронию подхватывают другие авторы: «Мир – это война. Война – это мир. Международное право – это право сильного». Сравните также как слова, обычно функционирующие как контрарные антонимы, сближаются в заголовке:
«Война – плохо, и мир – плохо» (Время новостей, 20.01.2009; статья о падении фондового рынка).
Слово война так часто выносится в заголовки текстов СМИ, что его впору считать входящим в фиксированный минимум заголовочной лексики. Ну а мир и согласие разве не заслуживают быть причисленными к ключевым словам заголовков? Или, если уж не мир, а борьба, то, может быть, хотя бы борьба за все хорошее? Только вот само словосочетание «борьба за все хорошее», все чаще употребляется в иронических контекстах.
Метаморфозы, случившиеся со словосочетанием «борьба за все хорошее», показательны с точки зрения изменения его коннотативного содержания. Изначально это нейтрально-положительная оценка, когда устойчивое выражение носит характер обобщения. Как, например, в заголовке:
За все хорошее, против всего плохого
Или в высказывании: «В Советском Союзе не меньше, чем на Западе, боролись за все хорошее против всего плохого».
Затем иронический смысл фразы усиливается, вплоть до появления стилистического оксиморона. Например, в заголовке:
“Голая” революция как способ борьбы за все хорошее.
Сравните также следующее высказывание, изящно сочетающее алогизм и стилистический оксиморон: «В целях борьбы за все хорошее против всего плохого в газировку стали класть вдвое меньше сахара». Высказывание как бы распадается на две части, при этом возникает так называемый эффект обманутого ожидания.
Неутешительный итог эволюции фразы «борьба за все хорошее» подводит М. Веллер в своей книге «Кассандра»: «Борьба за все хорошее перешла в стадию самоуничтожения. Так борьба за мир всех зверей приводит к общему их вымиранию». Словосочетание «борьба за все хорошее», которое давно уже принадлежит экспрессивной политической лексике, становится маркером фейковых дел, ложных обещаний, бессмысленных поступков. Превращению этой фразы в символ общественного скептицизма есть множество объяснений – здесь и условия существования социума, и причины психологического характера, выступающие комплексно. Возможно, противоречие заложено уже в нарушении сочетаемости, в несовместимости семантики слов война, борьба с понятием хорошего. Внутриязыковыми факторами обусловлено и изменение аксиологической составляющей слова. Как известно, связь слова и предмета является двунаправленной. С одной стороны, их связывает миф о предметности слова (Мы доносим мысль, берем слово, играем словами), потому что, как утверждают лингвисты и психологи, знания о внутреннем мире человека, частью которого является язык, формируются на основе концептуальной метафоры. С другой стороны, на удивление устойчив миф о природности имени, живучи представления о том, что слово – это дело. Как следствие, регулярный перенос оценки с предмета на его имя. Здесь снова торжествует архаичный тип мышления. Метонимический перенос эмоционального отношения говорящего к предмету на слово, именующее предмет, можно найти и в лингвистических статьях, и в дефинициях терминов. В частности, это происходит тогда, когда лингвисты пишут о негативной или позитивной семантике слова, об оценочных словах негативной или позитивной семантики, имея в виду семантические особенности наименований негативных или позитивных чувств и эмоций.
«Борьба» и «война» – базовые концептуальные метафоры, гештальты, хранящиеся в глубинах подсознания. Дж. Лакофф и М. Джонсон объяснили внутренние, психологические причины устойчивости базовых метафор сознания, П. Паршин указал на их архаичность, очевидны также и социальные условия живучести образов войны и борьбы. В таком случае, возможно ли прекращение их доминирования на уровне сознания и языка, если в ареал ассоциативных связей слова мир включают глаголы завоевать и покорить, если с метафоры войны начинаются даже самые позитивные повестки:
Моя война будет за все хорошее против всего плохого.
Если на наших глазах происходит обесценивание самого понятия мир. Пол Крейг Робертс в статье для Foreign Policy Journal пишет: «it is no longer the peacemakers who are blessed... It is peace that is declared to be the threat... To have peace so devalued in a world of hypersonic thermo-nuclear weapons is evil’s triumph. – «Миротворцы уже не почитаемы... Мир объявляется угрозой... Такое обесценивание мира в век гиперзвукового термоядерного оружия, это триумф зла» [6].
И, наконец, если языковое мышление уже структурировано, можно ли отказаться от метафоры войны, не разрушая сложившиеся структуры, а только изменяя традицию. На этот вопрос с известной долей иронии отвечают так: «Что делать? – Осмыслить метафоричность языка и по возможности его автоматически, по мере поступления, деметафоризировать» [3]. С другой стороны, так ли опасны устоявшиеся клише и фигуры речи? Метафоры войны – это в большинстве своем стершиеся метафоры, и их негативный шлейф почти невидим. Более того, деметафоризация – активный семантический процесс, обусловленный эволюцией самого языка под воздействием внешних и внутренних факторов. Так, сочетаемость слов любого языка регулируется законом семантического согласования, относящимся к языковым универсалиям и предполагающим объединение слов в речи на основе общности или непротиворечивости сем. В то же время узуальная сочетаемость определяется нормами, выработанными в каждом отдельном языке, и в разных языках эти нормы могут быть различными. Кроме того, каждый язык предоставляет говорящим на нем возможность варьировать способ оформления мысли.
Вслед за Джорджем Лакоффом и Марком Джонсоном, авторами столь известной статьи «Метафоры, которыми мы живем», исследователи разных стран приводят многочисленные примеры воплощения концептуальной метафоры “Love is war” («Любовь это война») в языках мира [7].
Сравнивая английские фразы, в том числе из статьи Джонсона и Лакоффа, построенные на основе метафоры “Love is war.” («Любовь это война»), с их переводами на русский язык, можно сделать вывод об универсальном характере метафорического переноса:
I demolished his argument.
Я разбил его аргументацию.
You disagree? Okay, shoot!
Вы не согласны? Отлично, ваш выстрел!'
He won her hand in marriage.
Он добился её руки.
You have to help me win her heart.
Ты должен помочь мне завоевать её сердце.
She is besieged by suitors.
Ее осаждают поклонники.
Но можно также заметить, что у метафоры войны есть и вполне мирные межъязыковые эквиваленты.
She is besieged by suitors.
Ее окружают поклонники.
Your claims are indefensible.
Ваши утверждения не выдерживают критики.
Ср. также вариантные соответствия, не содержащие образа войны:
Your claims are indefensible.
Ваши доводы неубедительны. Ваши претензии неоправданны.
Кроме того, как например, в случае с глаголом окружать, необходим этимологический анализ для определения области-источника метафоры.
Контент-анализ разрабатывался в условиях, когда борьба и война были рельностью, а мир – желаемой целью и искомой возможностью. В этом значении концепт «мир» востребован достаточно часто, и представлен как прямо (Борьба за мир!), так и через отрицание (Против войны!). Он сохранился и в немногочисленных формулах речевого этикета, в виде приветствий Мир вашему дому! и Мир входящему! Список слов-определений к слову мир в «Словаре сочетаемости слов русского языка» под редакцией П. П. Денисова и В. В. Морковкина (всеобщий, прочный, нерушимый, подлинный, справедливый, долгожданный) также отсылает в область возможного и желаемого. Показательна и семантика глагольных словосочетаний, включающих слово мир: укреплять, защищать, отстаивать, охранять, сохранять, обеспечивать, беречь, требовать, добиваться. Добрая половина из них – результат метафорического переосмысления образа войны [5: 283],
Методика контент-анализа окончательно сложилась и нашла широкое применение в эпоху информационных войн, и вряд ли стоит предполагать в нем нацеленность на поиск знаков мира и согласия. Однако язык дает нам, его носителям, возможность выбора. Язык с его широкими возможностями варьирования обеспечивает и возможность постигать и оценивать смысл метафор мира и войны. Он предоставляет каждому из говорящих на нем решать, отказаться ли от метафоры «борьба с природой» или следовать ей буквально, пребывать ли в плену архаического мышления или, отдавая должное миру и согласию, считать борьбу за жизнь единственной фигурой речи, достойной быть нестершейся метафорой.
Опубликовано в:
Русистика в XXI веке: тенденции и направления развития. Международная научная конференция. Сборник статей. Изд.-во ЕГУ, 2019 г. – С.46-50.
http://publishing.ysu.am/hy/1572864083.
|