| Главная » Статьи » Зазеркалье перевода |
Второе издание поэмы А. С. Пушкина «Руслан и Людмила», опубликованное в 1828 г., вышло со стихотворным введением – сейчас хрестоматийно известным пушкинским «Лукоморьем». Добавленное А. С. Пушкиным введение, выполняющее функцию зачина, переросло свое назначение, выйдя в литературный свет как самостоятельная поэтическая миниатюра. Мифопоэтическая символика «Лукоморья» составляет существенную основу ее содержания, и на стадии ее постижения, большей, чем ученическое восхищение не столько волшебством и богатством повествования, сколько оживающим в нем сказочным миром, открывает неожиданные счастливые возможности литературоведческого и лингвистического исследования. Основой нашего подхода служит сопоставление оригинала «Лукоморья» с текстом его перевода на английский язык (переводчик И. Железнова). Многое из того, что сказано о непереводимом в переводе, в английском варианте пушкинской миниатюры незамедлительно находит свое подтверждение. Воспользовавшись филологическим, или этнографическим, переводом, попробуем передать, каким видят Лукоморья читатели перевода: На далеком берегу моря зеленый дуб возвышается, И к нему золотой цепью прикованный Ученый кот коротает время, Шагая медленно круг за кругом. Как видим, в переводе исчезло само Лукоморье: поэтическое наименование сказочной страны для переводчика всего лишь безэквивалентная лексика со значением «изгиб моря, морской залив». Но попробуем судить о трансформациях, к которым прибегает переводчик, не по тому, насколько они удачны или уместны, а прежде всего по тому, насколько они необходимы. Отсутствие номинативных предложений вызывает неизбежное добавление глагола-сказуемого «возвышается». Это слово не только поэтичнее других переводческих соответствий (ср.: «растет»), оно, что еще более важно, статично. Несмотря на необходимую двусоставность английского предложения, первое шестистишие перевода почти лишено глаголов движения: дуб возвышается, кот коротает время, шагая медленно кругом и кругом. Переводчиком подмечена и по-своему отражена мифопоэтическая символика, которая заложена в образе бесконечного движения по замкнутому кругу – идея постоянства бытия. Очертив круг сказочного пространства, Пушкин, с минутой промедления, дает ход движению внутри очерченного круга. Прежде чем ожить, задышать, воплотиться, сказочный мир обретает имя в целостной оценке автора-творца: «Там чудеса!». «Странное место!» – восклицает автор перевода: русалка сидит на дереве, эльф крадется, на неведомых человеку тропах движутся звери, невидимые его глазами (пример неизбежной экспликации). Переводчику удается сохранить периодичность синтаксической структуры текста оригинала. Однако периодичность речи у А. С. Пушкина не вполне синтаксична, она достигается лексико-грамматическим взаимодействием. Анафорический повтор, свойственный периоду, завершается обобщающим: «Там русский дух, там Русью пахнет!». Удивительная у Пушкина редкая в русской поэзии символика запаха (исключение в «Скифах» Александра Блока заимствовано из западноевропейского символизма) хорошо ложится на перевод, так как запах – важнейший элемент восприятия чувственного мира у западноевропейцев и американцев: «Запах Руси! Там Русью дышит все!». При переводе художественного произведения, воплотившего в себе своеобразие национальной культуры, наиболее показательны такие трансформации, как добавления. Основная причина лексических добавлений – формальная невыраженность семантических компонентов высказывания в языке оригинала. Переводчик вынужден прибегнуть к экспликации тех семантических элементов, которые создаются глубинной структурой предложения. Добавления мотивированы и тогда, когда это касается перевода реалий: переводя «избушка на курьих ножках», переводчик уточняет, что это жилище ведьмы. Стихотворение разрастается в переводе, оно становится тем более объёмным, чем более выявлена в нем та часть фоновой семантики, которая входит в культурный фонд знаний соотечественников А. С. Пушкина. Так, сохраняя имена собственные, переводчик вынужден уточнить: Баба-Яга – злая, рыцари – добрые, достойные, их наставник – старый. Неожиданным приобретением становится в переводе строка о ступе с Бабою–Ягой, вернее, о Бабе-Яге на ступе, благодаря многозначности английского слова sweep, сохранившего в контексте игру значений: 1) мести, подметать, 2) нестись, мчаться, 3) охватывать, окидывать взглядом. Переводчик учитывает, что его читатель обладает иными знаниями, имеет иную историю и культуру. Особо тщательно он подбирает эквиваленты к словам, обозначающим предметы, явления, ситуации, отсутствующие в практическом опыте его читателей. При переводе строк «Там тридцать витязей прекрасных / чредой из вод выходят ясных / и с ними дядька их морской» он использует разные виды лексических трансформаций, и в том числе экспликацию – описательный перевод. Рыцари не просто выходят из чистой и сияющей воды, сопровождаемые старым наставником, – они выходят из глубины своего древнего жилища. При переводе поэтического произведения достижение адекватности – задача почти не выполнимая. Но со всеми его обретениями и потерями перевод дает возможность взгляда со стороны, а навеянные им размышления об оригинале оказываются далеко не бесполезными. Интересным продолжением исследования может стать сравнение перевода «Лукоморья», выполненного в издательстве «Радуга» [1], с другими вариантами перевода пушкинской миниатюры [2].
Опубликовано в: Пушкин в переводе: приобретение и потери // А.С.Пушкин.: филологические и культурологические проблемы изучения / Материалы международной научной конференции 28–31 октября 1998 г.- Донецк: ДонГУ,1998. – С. 139–141.
On seashore far a green oak towers On seashore far a green oak towers, And to it with a gold chain bound, A learned cat whiles away the hours, By walking slowly round and round. To right he walks, and sings a ditty; To left he walks, and tells a tale... A strange place! There a mermaid sits in A tree, there prowls a sprite; on trails Unknown to men move beasts unseen by His eyes; there stands on chicken feet, A tiny hut, a hag’s retreat. Both wood and valley there are teeming With wondrous things… When dawn comes, gleaming Waves over the sands and grasses creep, And from the clear and shining water Step thirty goodly-knights escorted By their old-tutor of the deep An ancient dweller… There a dreaded Tsar by a prince is captive ta’en; There, as all watch, for cloud banks headed, Across the sea and o’er the plain, A mage a warrior bears. There, weeping, A young princess sits in a cell, And Gray Wolf serves her very well. There, in a mortar, onward sweeping All of itself, beneath the skies The wicked Baba- Yaga flies; The Tsar Koshchei over his hoard withers… A smell of Russ! Of Russ all breathes there! ... There once was I, and the learned cat, As near him ’neath the oak I sat And drank of sweet mead at my leisure, Told me full many a tale… With pleasure These tales of his do I recall And here and now will share with all. (Перевод И. Железновой). | |
| Просмотров: 393 | Комментарии: 1 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 1 | |
|
| |
